- Почему у зайца четыре лапы, но нет даже двух одинаковых?
- А хули, я иду курить.
- Всё дело в том, что я – аналогично.
- Я к этому отношусь как проигрыватель к разлинеенному покрывалу в передней.
А на тележке все прокатились мимо. Не зря, видать. Хотя можно было бы прокатиться просто в точно.
Были в одном месте, куда всяк захочущий пришёл бы за не хуй, а мы пришли, а всяк кто захочущий взял да и поленился. А нам это и на руку. Хоть у речки постояли, на дом глядели. Всё внутрь норовили средь львов каменных.
Глухонемой с бубном, мало того, что был вторым в её жизни, вдобавок к этому он ещё был и вторым в её обществе.
Но не лишним будет так же заметить, что каждая осколочная граната мечтает уподобиться свече на праздничном столе.
В сердце помойного ведра – дыра, а в той дыре с Манькой Величия от страха трахался я.
А лучше было слушать скрип железных ставен. Но было дальше. И уже поздно подыматься на чердак. Пора было спускаться, и они спустились. По деревянной лестнице, скрипя половицами. Очередная звезда вспыхнула и погасла.
«Тарьям!» Будь стерильным до самой смерти.
А где же и что же нам девушка в зелёном войлочном пальто сулившая, по дороге глянулась? И что о себе думала?
В это время донёсся куплет песни: «А звёздный причал меня обучал пасьянсам вагонных сидений…»
Не то, что бы он ненавидел общество, просто оно его раздражало, коробило своей счастливостью, и он запирался в ванной и завидовал .
По медовой лестнице в говно знаний. Вот иногда капает что-то по чуть-чуть, но ещё всё-же.
А вот это уже не серьойзно. Может, кто несерьёзный к этому подошёл серьёзно, но лучше не так же, как никак серьйозному подойти несерьйозно. Ну, это впрямь встать с левой ноги и вступить в Таллин… правой. «О-па», и уже в Лапландии!
С точки зрения простого обывателя, он был обычным говном. И, то ли обыватель любил его вонь, то ли он сам был слишком раздражительным к вмешательству извне. А только очень быстро опарыши стали неотъемлемой частью жизни обладателей фарфоровых слоников.
Незнание в медленную ходьбу обрекло. Морозец по дороге прихватил. А на обочине мандарины всей ширью претендовали. За всю Россию, якобы, подписались. И собаки злые в спину трезвонили: «Убирайтесь-ка отсюдова, пока сами не знаем, во что лаем!» Ну и пошли они, растянулись мимо танцплощадки, задумались на время, рассмеялись в бок сказанному, шалью закутались и пошли, куда старик пошёл. Видно, он-то знает, куда вне часов двигаться. Это вам не на клумбы запрыгивать.
Пошли, но уже знаем, что было.
Бежевый самокат неизбежности неумолимо раскатывал в тонкую фольгу атомы, протоны и нейтроны его мыслей, поступков, и несбывшихся желаний.
Однажды он скажет правду, и, не поверив себе, выскочит голым на улицу, дабы быть значительным, и, после вернётся домой, выпьет водки и заплачет. Испуганной дочери он с сожалением сообщит, что уже не может быть таким, как все. Правда – это такая штука, правда это… ну её на хуй.
Засыпаю, засыпаю себя сном, но не снюсь, но не снюсь себе совсем. Просыпаюсь, просыпаюсь, но не днём. Появляюсь, появляюсь, но не всем.
Тут, значит, так: вход в замок платный. Либо пингвином вылинять и собраться перед сказочником на айсберге в Антарктиде, который на воздушном шаре сказки по будням сказывал, а в субботу субботники поголовные устраивал. Значит, потом полоса каруселей наступит. Либо половцем вырядиться и с диким улюлюканьем порешить всё разом: и стены, и двери, и всех под Ху-Ой попавшихся.
Если бы он был веником, он был бы, непременно, вульгарно развязанным, что бы каждая его тростинка была личностью. Ломайте на здоровье! С каждым переломом его становилось всё больше и больше. А хули там! Как же без веника вы потом весь этот мусор вынесите? Уж придётся жить нам всем вместе.
«Тарьям!» Будь стерильным до самой смерти.
Дешёвый сок. Конец в графине. Кино по телевизору во время рыбных котлет.
- На.
- Вот это измена! Слушай, не кидай так на измену; вот там вот – измена, а тут-то так не кидай, а!
Нельзя ему по мосту идти. То рыбы, куда ни кинь, с вопросами пристают, а то уже дети пошли. Прямо рыбный день какой-то. Но будет вам и рыбная ночь. Уна-Луна. А на сколько, – того не ведомо.
С рыбным утром вас! Всех для тех, кому в рыбный день удосужилось за всех рыб одну рыбу слышать говорящую.
Трубадур на пруду в трубу трубил. В трубу на пруду трубадур дудел. В трубу трубил, пруд мутил. Замутил подо льдом трубодрянью пруд. В трубу медную трубадур дул.
ранняя весна, 1994г.
